Развеивая миф о невиновности родителей
____________________
Алис Миллер
Отрывок из книги "Запретное знание. Осознание детских травм"
Ребенок, который не страдал, не был подвергнут насилию, может сказать или показать своей матери, если она злит его или делает ему больно. У меня не было в детстве такой возможности. При оказании мною малейшего сопротивления в ситуациях, когда мать жестоко обращалась ко мне, приходилось бояться строжайшего наказания; и кроме того, что я должна была молчать, я еще и должна была подавить свои воспоминания и умертвить свои чувства. Обо всем этом моя мать так и не узнала; она могла спокойно продолжать применять свои методы, убеждаясь в их «эффективности» и считая их правильными и безвредными. Ей никогда не нужно было бояться моей ответной реакции. Она была уверена, что я должна простить ей любую несправедливость и никогда не таить на нее обиды. Я подчинялась, как это сделал бы любой ребенок на моем месте; у меня не было другого выбора. Мой отец избегал любых столкновений с моей матерью и не видел, что происходит на его глазах. Хотя он и не разделял материнских диких методов воспитания - в тех редких случаях, когда он находился рядом, он даже проявлял ко мне некоторую теплоту и нежность – но он никогда не вступался за мои права; он никогда не подтверждал мои мысли о том, что происходит, и соглашался с жестокостью моей матери.
Я никогда не могла сказать отцу обо всем этом, когда была ребенком, потому что сознательно я не понимала этого. Я вряд ли бы могла заметить, что он не смог взять на себя ответственность как отец. Все, что у меня было – это утешительная мысль, что его теплые руки могут защитить меня от любой опасности в жизни, что ничего не случится со мной, пока я иду на его стороне и его руки поддерживают меня.
Я цеплялась за эту мысль в течение десятилетий, чтобы избежать понимания, что ее единственная функция – это сохранение добрых воспоминаний о связи с другим человеком – с моим отцом, который умер рано – и не более того. Если бы у моего отца хватило смелости увидеть, что происходило со мной и защитить меня, вся моя жизнь пошла бы по-другому. Я бы осмелилась доверять своим мыслям, лучше защищать себя, и не позволять невежественным людям разрушать себя, так же, как это делала моя мать. Я смогла бы понимать своих новорожденных детей с помощью своих инстинктов, вместо того, чтобы позволять себя запугивать медсестрам, которые «знают лучше» - если бы ребенком у меня был шанс проживать свои чувства и выражать их вместо того, чтобы подавлять их, и отстаивать свои права.
Некоторые люди оспаривают эти утверждения, утверждая, что у каждого человека, каждого родителя есть свой индивидуальный характер, и ребенок не может обвинять своих родителей за их отличительные черты и делать их ответственными за то, чего ребенок лишился. Но родительское поведение, которое я описываю., не имеет никакого отношения к индивидуальным чертам характера. Скорее, это обычное отношение к детям, единственным объяснением которому является подавление родителями своих собственных детских страданий, то отношение, которое можно полностью изменить. Каждый человек свободен избавиться от этих репрессий и принимать информацию: информацию о потребностях маленького ребенка, его эмоциональной жизни и опасности, кроющейся в в умертвлении чувств ребенка.
Из этого следует, что мы не можем избежать вопроса о вине, и я хотела бы поднять этот вопрос, а не продолжать избегать его прояснения. И хотя это прояснение надолго запоздало, этого невозможно было сделать раньше, потому что теперь есть некоторые молодые люди, детство которых было более позитивным и которым поэтому не нужно бояться подвергать сомнению действия своих родителей.
Пролистывая мои ранние книги, я натыкаюсь на мои постоянные попытки избежать обвинения родителей. Снова и снова я настаивала на том, что пациент имеет полное право чувствовать и выражать негодование, злость и ярость по отношению к родителям, но в то же время я всегда добавляла, что я не могу упрекнуть родителей пациента, поскольку это не меня они растили, не мной манипулировали и задерживали мое развитие. В конце концов, все это они делали только со своим ребенком. Теперь я по-другому вижу ситуацию. Моей целью все так же не является упрекать неизвестных мне родителей, но я больше не боюсь думать и выражать свои мысли о том, что родители виновны в преступлениях против своих детей, даже если они действовали под влиянием внутренних компульсий и в результате своего трагического прошлого.
__________________
Я никогда не могла сказать отцу обо всем этом, когда была ребенком, потому что сознательно я не понимала этого. Я вряд ли бы могла заметить, что он не смог взять на себя ответственность как отец. Все, что у меня было – это утешительная мысль, что его теплые руки могут защитить меня от любой опасности в жизни, что ничего не случится со мной, пока я иду на его стороне и его руки поддерживают меня.
Я цеплялась за эту мысль в течение десятилетий, чтобы избежать понимания, что ее единственная функция – это сохранение добрых воспоминаний о связи с другим человеком – с моим отцом, который умер рано – и не более того. Если бы у моего отца хватило смелости увидеть, что происходило со мной и защитить меня, вся моя жизнь пошла бы по-другому. Я бы осмелилась доверять своим мыслям, лучше защищать себя, и не позволять невежественным людям разрушать себя, так же, как это делала моя мать. Я смогла бы понимать своих новорожденных детей с помощью своих инстинктов, вместо того, чтобы позволять себя запугивать медсестрам, которые «знают лучше» - если бы ребенком у меня был шанс проживать свои чувства и выражать их вместо того, чтобы подавлять их, и отстаивать свои права.
Некоторые люди оспаривают эти утверждения, утверждая, что у каждого человека, каждого родителя есть свой индивидуальный характер, и ребенок не может обвинять своих родителей за их отличительные черты и делать их ответственными за то, чего ребенок лишился. Но родительское поведение, которое я описываю., не имеет никакого отношения к индивидуальным чертам характера. Скорее, это обычное отношение к детям, единственным объяснением которому является подавление родителями своих собственных детских страданий, то отношение, которое можно полностью изменить. Каждый человек свободен избавиться от этих репрессий и принимать информацию: информацию о потребностях маленького ребенка, его эмоциональной жизни и опасности, кроющейся в в умертвлении чувств ребенка.
Из этого следует, что мы не можем избежать вопроса о вине, и я хотела бы поднять этот вопрос, а не продолжать избегать его прояснения. И хотя это прояснение надолго запоздало, этого невозможно было сделать раньше, потому что теперь есть некоторые молодые люди, детство которых было более позитивным и которым поэтому не нужно бояться подвергать сомнению действия своих родителей.
Пролистывая мои ранние книги, я натыкаюсь на мои постоянные попытки избежать обвинения родителей. Снова и снова я настаивала на том, что пациент имеет полное право чувствовать и выражать негодование, злость и ярость по отношению к родителям, но в то же время я всегда добавляла, что я не могу упрекнуть родителей пациента, поскольку это не меня они растили, не мной манипулировали и задерживали мое развитие. В конце концов, все это они делали только со своим ребенком. Теперь я по-другому вижу ситуацию. Моей целью все так же не является упрекать неизвестных мне родителей, но я больше не боюсь думать и выражать свои мысли о том, что родители виновны в преступлениях против своих детей, даже если они действовали под влиянием внутренних компульсий и в результате своего трагического прошлого.
__________________
Алис Миллер "Запретное знание. Осознание детских травм"
© 2015 Newminds
- Отношения
- Жизненные трудности
- Предназначение
- Из опыта консультирования
- Прямые эфиры
- Семинары
- Сновидческая группа
- Консультации
- Сновидческие вебинары
- Вебинары по отношениям
- Вебинары по предназначению
- Вебинары про внутренние трудности
